Саша » 26 ноя 2023, 22:03 » #2515212
МЕЗЕНЬ: ВЕРНУТЬСЯ В ЛЕШУКОНЬЕ
дорожное повествование
Выдержки:
Отсчёт километров идёт от Лешуконского: Усть-Низемье на 143-м, Койнас на 127-м. Вот пошло заметное повышение рельефа, ещё немного, и уже койнасский аэропорт. До села остаётся километра два.
Койнас. Днёвка. Середина пути
Койнас – название не русское. Даже по своему звучанию оно заметно выделяется среди остальных. Это слово из коми языка. В буквальном переводе оно означает “волки”. До современной территории Коми отсюда 45 километров по прямой и около 80 вдоль реки по дороге. Не столь уж дальнее расстояние, и наиболее естественно было бы предположить, что такое название села связано с пребыванием в этих местах коми-зырян. Однако, никаких явных подтверждений этому я пока не нашёл. Здешняя округа, правда, в конце XV века входила административно в состав Коми края, но уже во второй половине XVI-го отошла к Кеврольско-Мезенскому уезду. Тем не менее, название Койнас – не единственное свидетельство связи с землёй Коми. Более чем очевидна перекличка названий Пысса – Кысса: одно на исторической территории Коми, другое – чисто русское поселение.
Что касается исторического населения этих мест, то издревле здесь жили племена чуди, народности некогда многочисленной и занимавшей обширную территорию. Это были племена мужественные и воинственные, но вместе с тем они обладали довольно примитивным уровнем жизни и быта. Жили они небольшими разрозненными группами, и жилищем для них были пещеры или глубокие ямы.
Первые поселения русских на Мезени относят к XV веку. Несметные богатства Севера – пушной зверь, ценные породы рыбы, продукты моря – ещё с давних пор привлекали в эти места новгородских ушкуйников и московских князей. Примерно с XVI века Мезенский край начинает активно осваиваться славянами, превосходящими коренную чудь как по численности, так и по уровню развития. В результате разрозненные чудские племена полностью растворились среди русского населения и перестали существовать как народность.
Койнас – одно из первых русских поселений в Лешуконии. Согласно архивным материалам, в 1554 году был открыт койнасский церковный приход. В XVII веке после Никоновской церковной реформы, спасаясь от преследования, в эти далёкие труднодоступные края потянулись многочисленные ряды раскольников-старообрядцев, поборников древлеправославной веры. По мере того, как их вытесняли и с этих мест, они уходили дальше, вверх по притокам Мезени, либо через волоки в бассейн соседней Печоры. Основывали там свои скиты, поселения. Таков, например, тот самый Великопоженский скит на Четласе, о котором мне рассказывали в Вожгоре. Или село Усть-Цильма на Печоре, одно из самых крупных старообрядческих поселений. На моей карте 10-километровке даже прорисована старая дорога (Печорский тракт), идущая в Усть-Цильму мимо Койнаса от соседнего села Усть-Кыма. И путь этот не короткий – километров 250 сквозь глухие леса. Пребывание в этих местах противников Никоновской реформы не могло не оставить своего влияния. Население мезенских сёл и деревень в своей массе всегда тяготело к старообрядчеству. По одной из версий, которую мне здесь довелось услышать, именно вследствие прохладного отношения к официальному Православию, по Мезени так мало сохранилось старых храмов. Возможно, отчасти и так. Но это только одна сторона. Такие места, оторванные от торных путей цивилизации и тем более связанные с древлеправославной верой, всегда отличались высокой духовностью, и старые традиции там блюлись особо тщательно. В наше время, разумеется, всё порушено, но хотя бы отдалённые отголоски я всё же надеюсь отыскать и сейчас. И даже примерно представляю направление поиска.
Дело в том, что о селе Койнас я знаю уже довольно давно. Лет 10-12 назад, в самом начале 90-х, я выписывал журнал “Слово”, главный редактор которого, Арсений Ларионов, сам родом из Койнаса. И время от времени в журнале появлялись публикации Арсения Васильевича о своём родном селе и его жителях. Из них я и узнал, что на реке Мезень есть такое замечательное старинное село Койнас, и в нём сохранилась (правда, в обезображенном виде) деревянная Никольская церковь. Церкви уже более 300 лет, она 1657 года постройки, сейчас это самое старое деревянное сооружение на Мезени. В ней по преданию в 1667 году бывал известный проповедник древлеправославной веры протопоп Аввакум Петров. Он тогда направлялся через Койнас в пустозерскую ссылку. О Никольской церкви писал Сергей Максимов, видный писатель-этнограф, посетивший Койнас в 1856 году, бывал в церкви и северный сказочник Степан Писахов в 1912 году. Кроме Никольской, зимней церкви, в селе была ещё одна, летняя, тоже деревянная, XIX века, и пять старых обетных крестов по округе. Летняя церковь не сохранилась, а из пяти старых крестов уцелел только один. Но 13 лет назад, в 1989 году, по просьбе пяти койнасских бабушек, направивших письмо в Москву тогдашнему председателю Совета по делам религий, неподалёку от села был воздвигнут новый обетный крест в честь 1000-летия крещения Руси и 370-летия со дня рождения протопопа Аввакума.
В этих журнальных публикациях о Койнасе отчётливо выделяется одно имя. Это имя Федоры Степановны Ларионовой, тётки Арсения Васильевича и, можно сказать, духовной хранительницы всего села. В одном из номеров напечатан её замечательный фотопортрет и некоторые древние иконы с её божницы, среди которых чудотворная икона Николы Чудотворца, не один раз спасавшая односельчан от беды, и уникальный образ Иоанна Предтечи, датируемый предположительно XV веком. Обе эти иконы пришли в дом Федоры Степановны из старообрядческого скита в Печорской тайболе…
И вот сейчас, подъезжая к Койнасу в кузове дяди-Мишиного УАЗика, я не могу не испытывать некоторого волнения. Что я там увижу, что меня ждёт? Церковь, как мне сказали, ещё стоит, хотя на церковь мало похожа: просто то, что осталось, закрыто кровлей, как обыкновенный дом. Федору Степановну застать в живых я с самого начала почти не надеялся: даже на тех журнальных фотографиях более, чем 10-летней давности она уже в довольно преклонных летах. Но должен остаться её дом, и, возможно, удастся увидеть те самые иконы с её божницы. Просто взглянуть, приложиться, а Предтечу XV века надо бы обязательно сфотографировать. И вообще – с Койнасом я уже как бы заочно знаком, даже сформировался некий мысленный образ этого села. Каким оно окажется на самом деле? И как меня встретит? Это ещё только предстоит узнать. Но начало (в лице дяди Миши) уже достаточно яркое и многообещающее.
Продолжение было на самом деле ещё более ярким. От дяди Миши, оказывается, так просто не отделаться. Короче, взялся он самолично хлопотать о моём устройстве. Сразу объяснил, что к Тимохову, председателю, сейчас лучше не соваться: сегодня день ВМФ, а он служил на подводной лодке. Сидит, наверное, с друзьями где-нибудь на пляже, празднует. Стал вызванивать заместителя – тому, видимо, неохота возиться: сказал, что такими вопросами (типа моего устройства) занимается зав. отделом культуры Попова Валентина Дмитриевна. Варианты возникали один за другим и повисали в воздухе: либо в интернате в комнате приезжих, либо в сельсовете вместе с милиционером (он там живёт), либо с миссионерской группой, её ожидают сегодня вечером. Всё упиралось в одно: никого нет дома. Ни Валентины Дмитриевны, ни завхоза интерната, у которого ключи. Это понятно: воскресенье, середина дня, все на сенокосе. Позже выясняется, что в интернате нельзя, там ремонт, всё покрашено, размещение миссионерской группы предполагается где-то в другом месте. Ведает этим опять же Валентина Дмитриевна. Мне уже и перед дядей Мишей как-то неловко: что-то чересчур долго он со мной возится. Но того уже не остановить.
Интересный человек дядя Миша. Такой забавный хлопотливый добрячок. Говорит очень быстро и в какой-то комичной манере, невозможно слушать без улыбки. Где он ни появляется, у всех светлеют лица. Очень широкой души человек. Вот, например, звонят ему по телефону, просят помочь перевезти сено на машине. И надо прямо сейчас. У того естественная реакция: почему в последний момент, почему не договорились заранее? Ну, поругался немного, поворчал, но ведь он не может не помочь. Есть же ещё такие люди! Даже если в Койнасе больше ничего не произойдёт, эта встреча уже перекроет всё. Я у него сегодня и вещи оставлял в гараже, и чай пил, и, в конце концов, перевёз он меня к своему младшему сыну Юре. Тот живёт один, в своём доме, неподалёку. “Если, – говорит, – других вариантов не будет, переночуешь здесь”.
И на машине он меня сегодня покатал вдосталь. В этот день мне вообще ходить пешком почти что не давали, везде возили. Только куда направлюсь – тут же откуда-то выныривает дядя Миша на своём УАЗике, тормозит: “Садись!” Или стою, рассматриваю церковь – возникает вдруг Володя, старший сын, на мотоцикле. И ко мне уже как к старому знакомому: что да как. “Хочешь, – говорит, – к кресту съездим”. И мчит меня до края села, дорога кончается, а он дальше – прямо по траве, без дороги, на крутой холм, туда, где крест стоит. Даже в баню меня возили на мотоцикле. В результате к вечеру о селе Койнас я имел уже достаточно полное представление.
Село Койнас стоит на левом возвышенном берегу Мезени. Место очень красивое: река здесь разливается и выглядит достаточно широкой, метров 300-400. Противоположный берег низкий и лесистый, с великолепным огромным пляжем, песчаной отмелью. С другой стороны, сразу же за селом, череда живописных холмов, дальше лес.
Село само по себе довольно большое. Если ехать из Усть-Низемья, то сначала попадаешь на хутор, минуя который, оказываешься в центральной части, где сельсовет. Это историческая часть села, облик её, как водится, искажён, хотя самый центр ещё сохранил свой вид. Дома здесь выстроены главным образом не вдоль основной дороги, а вдоль нескольких поперечных улиц. Интересное почему-то возникает ощущение: будто ты не на Севере, а в какой-нибудь из центральных областей, в более-менее цивильном селе и вот-вот подойдёт рейсовый автобус и увезёт тебя в совсем цивильный посёлок-райцентр. Есть, правда, отличие: дети на улицах очень активно здороваются. Как вскоре выяснилось, они просто ждут миссионерскую группу и принимают меня за одного из них. Видимо, из-за моей бороды.
После сельсовета дорога, делая зигзаг, пересекает овражек с ручьём и многочисленными крышами банек и амбарчиков, выстроившихся прямо на откосах. Поднявшись от ручья, дорога сразу же выходит к церкви.
В одном из номеров “Слова” была опубликована старая фотография этой церкви. Высокий основной четверик, четырёхгранный шатёр, барабан с главкой. Коротенькая прямоугольная алтарная часть, увенчанная бочкой. С другой стороны примыкает трапезная, и дальше кадр обрывается. Из всего этого сейчас остался только длинный обшитый досками объём, по высоте выведенный под уровень трапезной. В целом здание смотрится капитально, только что крыша хлипкая и дырявая. Снаружи членение объёма аналогично церкви в Вожгоре: храмовая часть с алтарём одинаковые по ширине, трапезная чуть пошире. Если смотреть со стороны алтаря, то под самой кровлей можно увидеть уровень старых полиц, от которого начинается верхняя, более узкая часть алтарного объёма, ранее переходившая в бочку. Со стороны входа, по ширине вровень с трапезной, имеется ещё один объём – либо притвор, либо подколоколенная часть. И здесь сохранилось кое-что из старых украшений: причелины, полотенце и частично охлупень. Интересно, что внутреннее членение объёма не совсем соответствует внешнему. Та алтарная часть, которая видна снаружи, для алтаря слишком короткая. Поэтому в действительности алтарь частично занимает и снаружи видимую храмовую часть. Здание никак не используется, закрыто на замок.
У входной двери на стене висит та самая старая фотография и то, что я никак не ожидал встретить в таких глухих краях – табличка с надписью “Памятник архитектуры. Охраняется государством”. Подобную табличку я уже сегодня видел на одном из амбаров. Поначалу даже порадовался: такой далёкий забытый край, а памятники хоть как-то блюдут. Оказалось, это не совсем так. На охрану поставлена только церковь. А таблички эти навешал самолично Арсений Ларионов. Просто так, чтобы было. Кроме церкви они ещё висят на двух амбарах XVIII века и ещё на одном громадном бревенчатом сооружении с мелкими волоковыми оконцами и стенами-контрофорсами, стоящем возле дороги на склоне у ручья. На табличке написано: “Торговый склад (“Магазея”), кон. XIX – нач. XX в.”
От церкви дорога снова спускается вниз, выходит к реке и идёт дальше на Усть-Кыму. Сразу же после спуска у дороги стоит небольшой крест. Недавний и простенький, но даже такой, он удачно создаёт дополнительный штрих к портрету села. Это уже второй крест, который я здесь вижу. Первый – это тот, на холмах, к которому меня возил Володя на мотоцикле. Его я сразу узнал по фотографии в журнале. Это именно он был воздвигнут в 89-м году в честь протопопа Аввакума. Его здесь называют “Ларионовский”: Арсений Васильевич, по всей видимости, был главным организатором его установки. Есть здесь ещё один крест, старый, тот самый уцелевший, один из пяти. Но он подальше, в лесу, туда лучше завтра.
Вот оно, собственно, и всё село. На сегодня мне осталось найти Валентину Дмитриевну и ещё желательно как-то определиться с баней.
Валентину Дмитриевну застал дома под вечер. Очень приятная миловидная женщина лет под 40 (это только судя по взрослым детям, выглядит моложе). Начать решил с официального уровня, показал ксиву. И вот какие официальные итоги переговоров у калитки.
Миссионерскую группу предполагается размещать в частном доме у одного дедушки, он уже их ждёт. Сразу стало понятно, что для меня это не вариант: в этих условиях моё присутствие однозначно становится лишним. Валентина сказала, что лучше мне пока оставаться у Юры. Федоры Степановны, как я и предполагал, в живых уже нет. Своей семьи у неё не было, дом достался какому-то дальнему родственнику – внучатому племяннику или вроде того. Что касается икон, то какие-то Ларионов забрал в Москву, но что-то должно остаться, завтра можно будет сходить, посмотреть.
Что ж, с этим ясно. А вот интересно: баню можно притянуть под официальный уровень? Однако, в любом случае надо уже делать от официоза “плавный переход”. Тем более, что такая приятная собеседница, пусть даже и через забор. И много о чём хотелось бы ещё услышать: и о церкви, и о крестах, и об этих ларионовских табличках “Охраняется государством”. Возможно, лучше было бы расспросить кого-нибудь из пожилых людей, но, что называется, уж с кем свело.
Валентина между тем рассказывает про нижний придорожный крест, что он поставлен недавно, на месте часовни. И тут из-за входной двери раздаётся мужской голос: “Часовня стояла не там, не знаешь – не говори”. Это муж. Всё правильно – вышел на крыльцо покурить, а заодно и совместить приятное с полезным: что это там за неизвестный тип любезничает с его женой, да ещё насчёт бани разговор заводит? Ситуация знакомая, это мы уже проходили. Вариант очевидный: надо с ним подружиться.
Мужа зовут Володя. Он сразу и сам к нам вышел. И стали вдруг выясняться интересные вещи. Володя, оказывается, в своё время учился в Архангельском пединституте. Потом вынужден был его оставить по состоянию здоровья, но не в этом дело. Он, оказывается, пока учился, успел поработать в архангельских архивах, и у него имеются архивные материалы по Койнасу и, в частности, по Никольской церкви. Он прямо вынес из дома свою тетрадку и кое-что мне зачитал.
Итак. Никольская церковь, как мне уже известно, 1657 года постройки. Церковь была с колокольней (всё-таки у входа это подколоколенная часть), колокольня на ту старую фотографию не вошла. В 1851–1860 годах был произведён капитальный ремонт: сделаны новый фундамент, новая крыша, новые шатры и главы (значит, и у колокольни было завершение шатёр с главкой), и церковь была обшита. В 1891 году сделана новая ограда. Койнасский приход охватывал обширнейшую территорию: от Белощелья (45 километров в сторону Лешуконского) до Цилемских выселок (километров 200 по Печорскому тракту в сторону Усть-Цильмы). От себя ещё Володя добавил одно местное предание. Когда в 1929 году разоряли церковь, дело происходило под руководством одного школьного учителя. Он тогда самолично спиливал крест, и одна бабка в порыве негодования: “Чтоб у тебя ноги отсохли!” И так оно и случилось. Учитель тот после этого скоро слёг, ноги у него отнялись и перестали работать, и он довольно быстро покинул сей мир.
Кроме этой церкви в Койнасе была ещё другая, её Володя зарисовал в карандаше со старой фотографии. Рисунок тоже вынес из дома показать. Церковь поздненькая, одноглавая, довольно типовой конструкции. Основной четверик, пологая четырёхскатная кровля, барабан с главкой. Пятигранная алтарная апсида. Трапезная, колокольня “восьмерик на четверике” с шатровым завершением.
Валентина уже давно ушла по своим делам, а у нас с Володей нашлось неожиданно много общих тем. Кажется, “процесс пошёл”. По-моему он был рад самому факту, что то, что он насобирал в архивах, кому-то пригодилось. Между делом договорились конкретно и насчёт бани. Они как раз её сегодня топят.
Баня была в 10 часов. У Валентины сегодня допоздна дискотека в клубе, а мы с Володей ещё до половины 12-го сидели у него на кухне, чай пили, разговоры вели. Володя сейчас работает с дорожниками, как раз на этом новом участке от Усть-Низемья до Зубово. Дорогу они сделали, теперь на очереди мосты. Первый, через Кыссу, они уже построили. Остаются ещё три речки без мостов. Володя сам шофёр и очень хорошо представляет себе дорожно-транспортную ситуацию в этих местах. Я уже за время пути до некоторой степени в неё вник, но сейчас получил существенно более полную картину.
В общих чертах дело обстоит так. С Лешуконьем (так здесь называют Лешуконское) хорошее сообщение только зимой, когда замерзают реки и прокладываются зимники. Тогда и автобусы ходят, и машины могут ехать прямо до Архангельска. Летом – только самолёт, который по цене подавляющему большинству просто недоступен. По реке на моторке тоже влетает в копеечку: бензин дорогой, а лодочный мотор потребляет его в несколько раз больше, чем машина на то же расстояние. Поэтому выбираться отсюда предпочитают, естественно, через Удору. Володя сам периодически возит на своей “буханке” пассажиров к поезду в Кослан. Ещё один шофёр возит людей с Вожгоры. Если пассажирам надо целенаправленно в Архангельск, то их иногда везут не в Кослан, а делая огромный крюк через Усогорск – Благоево, на Пинегу в Карпогоры, оттуда прямой поезд. Я уже и сам заметил, что эти места больше тяготеют к Кослану-Усогорску, чем к Лешуконью. Весь основной грузопоток идёт из Коми, во всех магазинах сыктывкарская водка.
Однако на Мезень сейчас тянут хорошую дорогу, которая должна будет связать Лешуконье с Архангельском в круглогодичном режиме. Тянут её через Пинегу – Кулой – Совполье (просто отсыпают зимник) и выводят в низовья Мезени где-то в районе деревни Кимжа. Про то, что её тянут, мне рассказывали ещё 3 года назад на Вашке. Сейчас вроде бы почти дотянули, осталось совсем немного. И ещё отсыпают один зимник на “большую землю” – с Вашки, с Усть-Чуласы на Пинегу. Но ни одна из этих дорог Койнас с Лешуконьем не свяжет.
А именно этот участок пути меня сейчас больше всего интересует. Это моя вторая половина Трассы. Начиная с ближайшей Усть-Кымы, все следующие деревни вплоть до Лешуконского находятся на противоположном правом берегу. Усть-Кыма – крайний пункт Сульского (Койнасского) сельсовета. Дальше уже начинается территория следующего, Ценогорского: деревни Палащелье, Конещелье, Белощелье, потом сама Ценогора. После Ценогоры остаются ещё 4 деревни и переправа на Лешуконское. “Межсельсоветовский” участок Усть-Кыма – Палащелье (14 километров) самый нехороший. Первые 7 километров – ещё ничего, а вторые 7 – это глина, и вдобавок дорога скачет с горы на гору. Здесь даже говорят: 7 километров – 7 гор. Машины там появляются крайне редко. От Палащелья может что-то реально ходить. Должны, наверное, туда возить почту, хлеб. А после Белощелья Володя уже обещает более-менее устойчивый поток машин.
Итак, картина примерно ясная. Времени между тем половина 12-го, через полчаса отключают свет. Юры сейчас дома нет, он на дискотеке, но всё же хотелось бы успеть вернуться “при свете”. А по дороге ещё спуститься где-нибудь к реке, постираться. Завтрашний день я ещё должен пробыть здесь, думаю, успеет высохнуть…
Ну вот, всё, что надо постирано, ключ от дома лежит в условленном месте, молодёжь после дискотеки горланит песни и долго не может угомониться, Юра обещал вернуться очень поздно. Основная часть койнасской программы уже выполнена, завтра, надеюсь, можно будет немного отдохнуть, собраться с силами перед второй половиной Трассы.
Утром Юре на работу, он работает на электростанции, а мне в центр. Прежде всего надо заснять церковь, пока солнце с юго-востока. И скоро из Вожгоры должна прибыть миссионерская группа: их ожидали вчера вечером, но что-то там не сложилось. Уже объявлены крестины, все ждут, во главе с Валентиной. Почему-то их здесь повсюду называют “попы”, хотя поп (т.е. священник) там только один – отец Андрей. Для служб приготовлено помещение в бывшем детском саде. В церкви нельзя: там, как мне сказали, внутри аварийное состояние.
Батюшка подъехал только с половиной народа, поприветствовал меня из кабины. Маленькая “буханка” не смогла вместить всех со всей поклажей. Оставшихся ждать не стали, прямо “с колёс” начали крестины. На сегодня же объявлен вечер православной культуры. Завтра утром – литургия. Попаду ли я утром на службу – ещё неизвестно, а сегодня сходить на вечер обязательно надо. Раз в Вожгоре тогда не получилось.
Крестины между тем идут полным ходом. Народа не так много, но в помещении тесно: оно явно не приспособлено для церковных служб. В какой-то момент Валентина вдруг даёт мне небольшой газетный листок. Это старый номер “Звезды”, лешуконской районной газеты, за 17 января 1996 года. В нём на целую полосу статья Арсения Ларионова с названием “Прощание с Федорой Степановной”. Валентина нашла эту газету специально для меня, говорит: “дарю”. Спасибо огромное, да только номер этот у неё единственный, а такие вещи, я считаю, должны оставаться на своих местах. Надо будет в Москве эту статью скопировать, и оригинал отослать ей обратно.
Помня мою вчерашнюю просьбу насчёт икон, Валентина, выбрав подходящий момент, повела меня в дом Федоры Степановны. Там сейчас живёт её дальний родственник, молодой еще парень, которого мы, похоже, некстати подняли с кровати. Банальная утренняя ситуация: явно не помешает стаканчик огуречного рассола. Иконы, как он сказал, перешли в другой дом к ещё одним родственникам. Но всё равно он очень зазывал нас в дом выпить чаю. Был бы я один, может быть, и зашёл, но сейчас у Вали просто нет времени. В том другом доме оказалась только одна икона Федоры Степановны – “Никола”. Но, похоже, не чудотворная, а другая, медное литьё XIX века по старообрядческим образцам. “Предтечи” нет. Возможно, действительно увезена в Москву. Можно было бы продолжить поиски и дальше, но, во-первых, хочется ещё и отдохнуть, а самое главное – не хочется оставлять неадекватного впечатления. Здесь тоже в своё время побывали скупщики икон, и вряд ли я смогу объяснить каждому, что путешествую просто так, без какой-либо материальной цели – посмотреть, поснимать, пообщаться с народом. В любом случае идти по Трассе надо так, что если кто-нибудь пойдёт за тобой, ему не пришлось бы после тебя ничего “расчищать”. Это Правило даже не № 1 (№ 1 уже было), это вообще идёт вне всяких номеров. Так меня учили ещё 16 лет назад, когда я ездил в фольклорные экспедиции.
Да, осадок остаётся невесёлый. Нет больше Федоры Степановны, ушли и её иконы. Есть только эта ларионовская статья в “Звезде”, статья горькая и пронзительная. В ней, в общем, про всё то, что мне уже довелось повидать на пути. Полный развал, отсутствие работы, пьянство. И не видно впереди никакого просвета. Вот и не выдержала душа Федоры Степановны, не смогла она дальше смотреть, как разрушают жизнь, в которую вожено столько сил, и прибрал её к себе Господь. Необыкновенная была женщина. По оценкам специалистов из института русского языка, в её лексиконе было 9 тысяч слов (!) Для сравнения, у Пушкина – 10 тысяч. С её уходом обеднела Койнасская земля. И нет ей замены…
А состояние здесь действительно удручающее. В Койнасе совхоз в процессе ликвидации (или реорганизации?) Воровать здесь стали, чего раньше никогда не было: могут украсть вещи, кур. Такое началось с тех пор, как не стало работы, а спиртное начали продавать в любое время суток. Когда я ходил 3 года назад по Вашке, картина не казалась столь безотрадной. Там тогда что-то пытались делать, возобновить лесное производство. Но, как мне тут рассказали, на той же Вашке года 2 назад сгорела электростанция в Большой Щелье. И весь Олемский сельсовет (а это 5 деревень и 2 посёлка) всю зиму (!) сидел без света. А что такое в этих северных широтах зима без света, думаю, объяснять не надо. Когда солнце показывается из-за горизонта всего на 2-3 часа в сутки. Здесь даже поговорку такую придумали: Лешукония – страна чудес и беззакония. И ведь страна на самом деле чудесная, и места замечательные. И очень горько, что они постепенно приходят в запустение, а люди спиваются и деградируют. Неужели действительно нашей стране не нужен Север со всеми его богатейшими ресурсами? Неужели для общества важнее игра на биржах, спекуляция, банковские махинации, чем, скажем, поддержка сельского хозяйства или лесной промышленности? Это что же, такое сейчас “веление времени”? Как же надо ненавидеть свою страну, чтобы довести её до такого!..
Вот такие невесёлые мысли рождает статья Арсения Васильевича. Увы, беззакония здесь хватает. Но и чудеса тоже есть. После обеда мне осталось сходить к одному из них, к старому обетному кресту. А заодно запечатлеть где-нибудь и самого себя на автоспуске, чтобы не был сапожник без сапог.
Крест нашёл только с третьей попытки. Хорошо, ребятишки подсказали, оказались поблизости. Стоит на лесной поляне, у дороги, возле раскидистой ёлки. Огромный и основательный, последний уцелевший из старых. До села километра полтора. Сделать кадр, и можно возвращаться.
Времени пятый час. Света, соответственно, нету. Центральный магазин почему-то тоже закрылся. С магазинами здесь вообще туго, в отличие от Вожгоры: один в центре и два на хуторе, больше не видел. Спросить что ли у женщины, может, есть ещё какой поблизости? Та ответила, что других магазинов поблизости нет, но позвала к себе пить чай – после 5 часов, как свет дадут. Чай я всё-таки пошёл пить домой, однако подмечаю интересную особенность: чем красивее место, тем радушнее, приветливее народ.
На миссионерский вечер я немного опоздал. Батюшка уже показывал слайды с видами христианских святынь. Всё происходило опять же в детском саде, в небольшом помещении собралось человек 50-60, преимущественно женского пола. Основная часть собравшихся – это молодёжь и дети. Из взрослых – главным образом бабушки и тётушки, мужчин совсем мало – двое или трое. После слайд-программы отца Андрея был небольшой концерт, выступали ребята и девочки из его группы. Исполняли сначала церковные песнопения. Потом – духовные стихи: просто так и под гусли. Под конец было несколько “светских” номеров. Одна девочка, Даша, ещё гимназистка, играла на скрипке. Девочки-певчие, три сестры, замечательно пели старинные русские песни – “Однозвучно гремит колокольчик” и, совсем под занавес, песню, которая привела меня в наибольший восторг – “Нелюдимо наше море”. Это было просто потрясающе!
После концерта Валентина попросила меня остаться, надо было обсудить некоторые вопросы. Остался батюшка, остались несколько членов церковной общины во главе со старостой Андреем Борисовичем, дедушкой лет восьмидесяти. Собственно, вопрос был один: как восстановить церковь или хотя бы не дать ей разрушаться. Это, конечно, хорошо, что есть в Москве такой ходатай, Арсений Ларионов, но здесь надо что-то делать самим, и на областном уровне. Церковь стоит на охране, значит, кто-то должен ей заниматься, кто-то за неё отвечает. Своими силами здесь, понятно, что не управишься. Что могут сделать несколько пожилых пенсионеров? А больше это здесь, по большому счёту, никому не нужно. Если приглашать высококвалифицированных специалистов и делать настоящую реставрацию, то это – скажем мягко – малореально. Всё упирается, естественно, в деньги и в наличие таких специалистов. Единственный вариант – если найдётся какой-нибудь богатый спонсор. Но где ж его взять? Наверное, более реально было бы начать с малого, с каких-нибудь первоочередных работ, не требующих высокой квалификации. Хотя бы сделать нормальную временную кровлю: шиферную, рубероидную – не важно, главное, чтобы вода не попадала внутрь, и здание не разрушалось.
Собственно, эти мысли я и высказал. Жаль только, не удалось попасть внутрь церкви, её бы всю основательно осмотреть, в каком она состоянии. А завтра мне уже надо двигать на Усть-Кыму. Сегодня под вечер заходил дядя Миша, предложил интересный вариант – перегнать туда лодку. Хозяин сейчас здесь, в Койнасе, он завтра и сам собирался её туда тащить на буксире, но только после обеда. А утром пожалуйста: если будет хорошая погода – погрузился, шестом оттолкнулся, вышел на середину реки и плыви себе по течению. До Усть-Кымы 12 километров, дядя Миша утверждает, что на весь путь уйдёт часа три. Решился не сразу, всё-таки река есть река. Но уж действительно, слишком интересный вариант.
Однако, утром, к сожалению, этот вариант отпал. Небо всё затянуло, стало прохладно, а самое главное – сильный встречный ветер, лодка просто не выплывет. Последние три дня, после той нестерпимой жары, погода постепенно, но неуклонно спадает. Дядя Миша пришёл с другим вариантом. Сегодня вторник, а по вторникам отсюда в Усть-Кыму из пекарни возят хлеб. Возит его на лодке человек по имени Володя. Дядя Миша с ним уже договорился: к 10 часам надо будет подойти к пекарне.
Да, как-то даже немного совестно оттого, что я ничего не могу сделать для дяди Миши взамен. А он ещё потом, проходя мимо пекарни, остановился, поинтересовался, всё ли в порядке. Всё в порядке, всё хорошо, вышла только небольшая задержка часа на два, Володя сказал подойти сюда же к двенадцати. И мне, таким образом, подарено время: может, ещё успею на конец литургии.
Действительно, успел. Более того, удалось даже побывать внутри церкви. Батюшка, оказывается, и сам туда собирался после службы, как раз и Андрей Борисович подошёл с ключом.
Насколько это было возможно, церковь я облазил всю. Я не специалист, но всё-таки с этими делами немного связан и некоторое представление имею. В общем, на мой взгляд, картина не столь драматичная, как я думал. Крыша, конечно, никуда не годится: кое-как набитые тоненькие доски, имеются огромные щели, в некоторых местах можно даже вылезти наружу. Льёт, конечно, основательно, особенно при обложных дождях. Спасает то, что сверху на потолке лежит толстый слой земли (видимо, утепление) и задерживает всю воду. Снизу, по крайней мере, я не увидел никаких подтёков, хотя потолок кое-где заметно прогнулся. Заменить кровлю, думаю, большого труда не составит. Здесь самцовая система, самцов-слег очень много, и стоят они часто. С каждого ската есть 2-3 подгнивших и даже обломанных, но оставшихся вполне хватит. И ещё местами пострадали верхние венцы сруба, которые под самой кровлей, именно они обычно и гниют в первую очередь. Их бы тоже заменить, хотя бы фрагментарно. И раскидать сверху земляную насыпку, уменьшить нагрузку на потолок.
Вот и батюшка подошёл со своими. Сводил я одного его молодого человека с фотоаппаратом на чердак, показал, что снять. Андрею Борисовичу и ещё одному с ним мужичку обрисовал состояние церкви, как я его вижу, сделав при этом оговорку, что я всё-таки не специалист. Они со мной очень тепло попрощались и даже за что-то благодарили. Всё хорошо, вот только с группой отца Андрея что-то никак не удаётся наладить контакт. Который раз уже пересекаемся – и как будто глухая стена. Что поделаешь, Москва есть Москва. Хотя, я полагал, люди православные, тем более миссионеры, должны обладать какой-то открытостью. Тем более к своему земляку, встретившемуся в не весть каких дальних краях. Может, потом что наладится. С самим-то батюшкой у меня всё более-менее нормально (хотя тоже имеется некоторое напряжение). Мы должны будем ещё пересечься в Усть-Кыме, они сегодня тоже собираются туда перебираться. И, может быть, будет возможность дальше какое-то расстояние проехать вместе с ними. Но это всё потом, а сейчас уже скоро 12 часов, пора идти к пекарне.
Уже сколько лет собираемся туда но всё какие-то заморочки.
